Бывший командир Беркута рассказал, как его группа с оружием отступала из Киева в Крым

Одним их тех, кто рассказал о днях Русской весны во время празднования пятилетия тех событий на «35-й береговой батарее», был Сергей Колбин — тогда командира севастопольского «Беркута», а ныне — севастопольской Росгвардии. Зал слушал его рассказ, затаив дыхание.

Как уходил Беркут

— Уходя из Киева, мы понимали — чем больше будет колонна, которую мы соберем, тем больше будет у нас шансов вырваться из этого города живыми и невредимыми, — вспоминал он. — Мы забирали с собой «беркутовцев» Херсона, Одессы и Николаева и бойцов подразделений внутренних войск. Севастопольский батальон патрульно-постовой службы не смог присоединиться к нам, потому что все дороги были перекрыты. И подразделения севастополськой «Альфы» тоже выдвигались уже за нами, с опозданием примерно в один час. Я понимал, что Севастополь находится дальше всех других городов и что добраться до него живыми нам будет очень сложно.

Пройдя Уманский пост, нам пришлось задержаться. Одесситы нас бросили, сразу поехали в Одессу. На трассе остались Николаев и Херсон, и пришлось еще севастопольской «Альфе» помочь выйти оттуда. Мы поддерживали связь, и Дима Пилипченко позвонил и сказал, что им пробили все колеса, разбили стекла, и они не могут двигаться. Автомобили и автобусы съехали на  грунтовку и заняли круговую оборону. Связь с подразделениями «Альфа» на момент выполнения нашей задачи была очень близкая, очень тонкая – они нас подпитывали теми средствами, которые у них были. Они были хорошо обеспечены, хорошо укомплектованы и всегда делились. Всегда делились, понимая, что положение подразделений «Беркут» критическое.

Мы им помогли – развернули автобус, все перегрузили, в том числе Максима Ковалева, на тот момент – командира взвода. Кто помнит киевскую трассу – там всегда были металлические ограждения, и развернуть на этой трассе технику не так-то просто. Приходилось искать коридоры. Развернули, подъехали, оказали помощь. С ребятами, которые это помнят, нас связывали тесные дружеские отношения и раньше, и связывают сейчас.

Совершенно не ожидали

Заезжать на центральную площадь Севастополя я не хотел, потому что хвастаться было нечем – как командир подразделения я  понимал, что в Киеве мы потерпели поражение — по моей вине или не по моей, значения для меня не имело. Но позвонил мой бывший руководитель полковник Александр Владимирович Новиков, возглавлявший в УВД блок милиции общественной безопасности. Он не коренной севастополец, родом из Херсонской области, но долгое время проработал в Крыму. Он позвонил и сказал —  ты не представляешь, что здесь творится — ты должен сюда заехать! Я доверял этому офицеру, поэтому решение свое изменил. Мы все были грязные, закопченые, в обожженной форме, очень много больных… Кое-как привели себя в порядок. Заходить на площадь я не хотел еще и потому, что мы все понимали, как работают силовые структуры. На тот момент здесь еще работало СБУ, украинская прокуратура и так далее. Мы не знали, кто как себя поведет. И ребята боялись. У меня в подразделении было много бойцов из западных регионов, которые остались в Севастополе после срочной службы. Там остались их семьи. Они уже видели в новостях, как «Беркут» ставили на колени, как сгорела база Львовского «Беркута» с двумя сотрудниками в подвалах и базы Терновского и Луцкого «Беркута». Они очень боялись, поэтому было принято решение надеть маски. Того, что мы увидели, ребята совершенно не ожидали — на кадрах хроники можно увидеть, что у них очень растерянный вид.

После того, как относились к нам в Киеве и на блокпостах, от такой встречи они просто опешили.

Три часа, чтобы успеть

Несколькими часами ранее севастопольцы встречали полк патрульно-постовой службы Сергея Хатунцева – этому офицеру я, кстати, очень сильно благодарен. Мы много задач выполняли совместно, и он проходил службу в подразделении «Беркут». Все знают, что было в ночь с 26 на 27 февраля 2014 года.

«Беркут» и батальон патрульно-потовой службы базировались в одном здании на Щербака, 8. И когда мною было принято решение передислоцировать подразделение на другую базу и совершить марш «Севастополь – Симферополь – Армянск – Красноперекопск – Джанкой – Титан», оружейка у нас была общая. Я начал экипировать бойцов. Сергей Хатунцев подошел ко мне и сказал – ты же понимаешь, как командир батальона я должен проинформировать руководство УВД. Хорошо, говорю, как офицер я тебя понимаю. Дай мне три часа. Доложи через три часа – я успею. И в эти три часа мы старались уложиться, мы забирали  полностью всю документацию, расстановку личного состава¸ боеприпасы. Это много, и все надо было вывезти.

Александр Овчаренко решал эти вопросы с нашими друзьями – не знаю, официально это было или неофициально, но подходили военные КАМАЗы, военные «Уралы», мы все это загружали и переезжали. Когда я уже в новом пункте дисклокации проводил построение личного состава, я сказал – не могу вам дать приказ следовать за мной на выполнение этой задачи, я обращаюсь к вам с просьбой. Город нужно защитить, а вместе с городом нужно защитить и Крым, потому что Крым пока еще спит.

Мне было обидно, что симферопольский «Беркут» забаррикадировался у себя на базе – она была небольшая, в свое время они базировались на территории бывшего детского садика. Завезли туда сорок тонн песка и так далее. Как командир я понимал — это тактически неверно – спецназ должен маневрировать, а их, забаррикадировавшихся на свой базе, просто сожгли бы коктейлями Молотова.

Не все мои бойцы меня услышали, но тех, кто не услышал, были единицы. Это была добрая воля — все понимали, что кто-то должен это сделать.

К сожалению, нет возможности представить вам сейчас действующего командира подразделения ОМОН «Беркут» Максима Ковалева, который на тот момент выполнял обязанности командира штурмового взвода. Но я вам представляю Александра Овчаренко, который на тот момент был моим помощником и решал все вопросы, связанные с оружием и транспортом. Ну и одновременно – обязанности моего водителя. Так вот в ночь с 26 на 27 февраля, когда мы выдвинулись в направлении Симферополя, он заметил, что я достал из бардачка уголовный кодекс и его листаю. Заметил и спросил – командир, вы что делаете? Я, говорю, ищу те статьи, которые нарушил, хочу посчитать, на сколько уже наработал. Он говорит – можете себя не утруждать, мне уже точно пятнашка, а вам пожизненное.

Подпольный штаб и неудобный пациент

События дня митинга Народной воли я помню как сейчас. 23 февраля мы встречались с Алексеем Михайловичем Чалым. Меня вытащили из кардиологического отделения Первой городской больницы мои ветераны – Денис Дорохов, Сергей Пасечник. Говорят – надо что-то делать. Михаил Геннадьевич Тарасенко – он и сейчас возглавляет кардиологическое отделение – не говорил этого, но по выражению его лица я видел, что думал он «откуда ты взялся на мою голову». А я понимал, что от СБУ и прокуратуры надо где-то спрятаться. Рядовой боец СБУ и прокуратуры мало кому интересен, а командир, наверное, да. Выкрасть, вывезти, публично судить, поставить на колени и так даже. Но севастопольцы бы не сдали, это однозначно.

Кардиологическое отделение тогда превратилось в подпольный штаб в действии: все почему-то считали, что меня нужно спросить о том, что нужно делать дальше. Вы же вернулись, вы – основная сила! Что делать-то? Мне приходилось рассказывать про самооборону, блокпосты и так далее.

Как сейчас помню звонок Сергея Генриховича Крикушенко, который сказал – начальник ГИБДД велел арестовывать машины с бетонными блоками, которые ты велел вывозить на окраины города и там выставлять. Я говорю – но ты же севастополец? Ты же можешь этот приказ экипажам ГИБДД не передавать? Он говорит – все, я понял.

Михаил Геннадьевич Тарасенко до сих пор меня вспоминает – я был очень неудобный пациент. Как только кто-то от меня выходил, обязательно кто-то заходил.

Ветераны Беркута понимали, что руководство УВД где-то еще проукраинское. Мы тогда не верили никому – в моей жизни так сложилось, что было предательство государства в период афганских событий, потом – при распаде СССР, потом – во время оранжевой революции 2004 года, когда Янукович вроде бы победил, но президентом стал Ющенко. И сейчас опять предательство государства. Поэтому я тогда не верил никому. Алексея Михайловича я тогда не знал, но я знал ветеранов и доверял им. На встрече с Алексеем Михайловичем они подняли вопрос о том, что митинг кто-то должен охранять. Тогда было принято решение – мы должны были в магазинах купить биты, строительные каски и так далее. Алексей Михайлович сказал – вот вам карточка, идите и покупайте, что вам нужно, лишь бы это все прошло безопасно.

С 26 на 27 февраля, когда мы выдвинулись в Симферополь, я дважды обращался к командиру  симферопольского «Беркута», чтобы он выделил несколько групп людей и они помогли провести подразделение к объектам государственной важности. Но отклика мы не получили. Мы потеряли время, проведя спецподразделение к Совмину, Почтамту и так далее. И потом уже колонна собралась на окраине города и двинулась дальше.

Когда ёкало сердце

Мы выставили три блокпоста, нас тогда уехало человек 60, не больше. Да, так и было поначалу. Но потом мне очень сильно помогло мое образование, которое я получил в военном училище – это был инженерный факультет. Нам пришлось перекрывать границу. Мы понимали, что три дороги и три блокпоста, причем некоторые военные мне доказывали, что в Крым ведут две дороги. А я говорил – три, у меня родители в Николаеве, и я ездил по третьей дороге каждый год. Мы вынуждены были перекрывать границу. Мы узнали, сколько грунтовых дорог ведет с Крымского полуострова и куда девались краденые автомобили из города Севастополя: при хорошем раскладе и хорошей погоде по этим дорогам мог двигаться «Икарус».

Когда мы начали выставлять бойцов по всем этим дорогам, у нас бойцов не хватило — БТР или БМП со стороны Украины ведь могут идти и по пересеченной местности, не обязательно по асфальту. И людей не хватило. Работы было много  — еще чуть-чуть, и мы бы готовили листовки в типографиях Армянска и Красноперекопска и забрасывали их туда.

Уже пошла работа, уже было весело, уже были казаки из Краснодара, наши военные, которые помогали. Есть моменты, о которых я мало говорю, но, конечно, сердце екало. Сердце екало, когда была команда снять казаков с блокпостов — я понимал, что у меня всего 60 человек на Перекоп, Титан и Чонгар.

Сердце екало, когда подразделению морской пехоты под командованием Алексея Скипина тоже дали команду уйти с блокпостов. Если бы у меня было образование кинорежиссера или кинооператора, я бы обязательно изложил это в фильме. Бригаду морской пехоты и наше подразделение долго связывали товарищесткие узы. Мы построили свое подразделение, Скипин – подразделение морских пехотинцев. Алексей сказал – у вас же кроме «макарова», пистолетов «Форт» и пистолетов Стечкина ничего нет, никакого тяжелого вооружения? А мы же уходим?

Я говорю – мы не уйдем, нам некуда уходить. На Украину нам нельзя, потому что на нас куча уголовных дел, а обратно нельзя, потому что нас сюда отправили жители Севастополя, и мы не можем их предать, не можем вернуться. Тем более что мы понимали, что выполняем задачи не в зоне своей ответственности. И тогда Алексей Скипин принял решение и дал команду своим командирам рот – оставить все тяжелое вооружение, которое я попрошу. Я, конечно, забрал все гранатометы, минометы, боеприпасы к ним, пулеметы Калашникова, «печенеги». И эти офицеры, бойцы, у которых мы забирали это оружие, выкладывали его прямо перед строем. Ни одного вопроса не было. Это мне напомнило старый художественный фильм «Государственная граница», еще черно-белый. И они ушли, а оружие осталось у нас. Алексей сказал – мы будем сниматься так долго, насколько мне позволит время, это я тебе как офицер говорю. Вдруг поступит команда остаться? И тогда мы с удовольствием останемся здесь. И они ушли.

А через 3 или 5 часов поступила команда вернуться. Надо было видеть эти глаза!

Казаков на блокпостах мы сначала не поняли – я подумал, что это какие-то ополченцы, самооборона. Но потом мы столкнулись с охотниками Феодосии и Ялты, и я понял, что казаки – это хорошо. Они сидели в окопах, они выполняли обязанности наблюдателей и часовых, они бойцы, воины. Охотники сидеть в окопах не видели – нам надо было перекрывать границу в ночное время. С казаками одна беда. У нас было правило: если на блокпосту стрельба, значит, это чрезвычайная ситуация, все в ружье, все занимают свои боевые позиции. Казаки ночью стреляли, что бы мы им не говорили. По Северо-Крымскому каналу плыли бутылки, пакеты, подозрительные предметы… Казаки просто стреляли – им было скучно. Так они обеспечивали нашу бдительность.

Мы не уйдем, и вы не отступите

Пользуясь случаем, мне хочется сказать еще раз – время не пришло рассказать все, и со многих наших задач еще не снят гриф секретности. Но скольких хороших людей эти события помогли увидеть! События 2014 года были хорошими – они помогли сохранить на нашей земле мир. И со сколькими хорошими, небезразличными людьми меня в те дни свела судьба. В свое время мы всех сотрудников «Беркута» с Западной Украины, которые сюда приезжали в отпуск, привозили сюда, на этот мемориальный комплекс («35-я береговая батарея» — ред). И в конце экскурсии задавали им вопрос – теперь вы понимаете, кто патриоты – вы там или эти люди, которые здесь стояли? В Киеве, на Банковой, в администрации президента бойцы из Волыни и, по-моему, Львова пожаловались – почему вы ставите Севастополь и Херсон в третий эшелон? Впереди – внутренние войска, потом – западенцы а потом – южане. Я тогда не знал, чем все это может закончиться, поэтому просто шутил. Ребята, сказал я, я давно живу в Севастополе и знаю ментальность этих людей. Севастопольцы стоят насмерть – город со всех сторон окружает море, поэтому отступать нам некуда, мы цепляемся за каждый клочок земли. Нас не победить. Считайте, что мы для вас заградотряд – мы не уйдем, и вы не отступите.

Мне хочется сказать слова благодарности всем небезразличным людям, которые имеют принципы, которые воспитаны на правильных традициях. Наверное, по жизни у нас были хорошие учителя, которые научили нас принимать правильные решения. Хочу поблагодарить за ту помощь, которую вы оказали — без морально-психологической поддержки — это я вам со стопроцентной уверенностью говорю как офицер, выпускник военно-политического училища, — победы у воина не будет. Победа должна быть вот здесь, в сердце, и вера должна быть здесь, кто бы что ни говорил, какой бы партийный билет в кармане не лежал. И те люди, которые это понимают, всегда встают плечом к плечу навстречу беде и навстречу криминалу.

Вы видите, что в этом году начали потихоньку рассекречивать те архивные материалы по событиям на Майдане, которые у нас были. Помогает нам в этом канал НТС, который делает хронику событий. Мы действительно отступали, уходили. Но я понимал, что уход с одной позиции на другую – это не проигрыш битвы, не потеря в войне.

Все раритеты, все доказательства, которые еще могут понадобиться в каком-то суде, мы храним. И самодельно изготовленное майданутыми оружие, и все те элементы, которыми они наносили увечья сотрудникам правоохранительных органов. И, пользуясь случаем, хочу передать в музей еще один экспонат – респиратор, который остался у меня с Майдана. Пусть он пока полежит у вас. Огромное спасибо всем, а всех людей, которые носят погоны – с праздником, — под гром аплодисментов закончил свое выступление Сергей Колбин.